Автобиография Томаса Эдисона
Я, Томас Алва Эдисон, родился 11 февраля 1847 года в Майлане, штат Огайо, под грохот колёс поездов, везущих зерно и мечты на запад. Моя мать, Нэнси, учила меня читать у печной топки, а отец, Сэмюэл, твердил: «Смотри на мир глазами того, кому всё нужно выпросить у жизни». В семь лет я почти оглох — случайно упал с поезда, где продавал газеты. Но тишина стала моим даром: я научился слышать мысли, а не слова.
В двенадцать я превратил вагон в лабораторию. Химикаты, провода, батареи… Пока пассажиры спали, я ставил опыты, пока однажды фосфор не воспламенил пол. Кондуктор вышвырнул меня с криком: «Безумный мальчишка!» Я ушёл, прижимая к груди уцелевший амперметр. «Неудача — это урок», — шептал я, но тогда ещё не знал, сколько уроков ждёт впереди.
Телеграф стал моим первым языком. Я стучал ключом, передавая новости о Гражданской войне, а пальцы запоминали ритм, как стихи. В шестнадцать я изобрёл автоматический телеграфный повторитель, но патент украли. «Эдисон, ты слишком доверчив», — сказал друг. Я усмехнулся: «Зато я слишком упрям, чтобы сдаться».
Менло-Парк. Моя «фабрика изобретений» — сарай, где чад паяльников смешивался с запахом кофе. Мы с командой, «полуночниками», работали до рассвета. «Гений — это 1% вдохновения и 99% пота», — шутил я, проверяя тысячный вариант нити для лампы. Угольная, бамбуковая, платиновая… Когда наконец загорелась угольная спираль, я просидел 45 часов без сна, глядя на её дрожащий свет. «Это не просто лампа, — сказал я ассистенту, — это солнце в руках человека».
Фонограф. Моё любимое дитя. Первая запись — детский стишок «У Мэри был барашек» — заставила механиков креститься: «Чёртова магия!» Но я верил, что голоса переживут нас. Когда я подарил устройство королеве Виктории, она спросила: «Как вы это сделали?» Я ответил: «Просто не переставал спрашивать «почему?»».
Кинетоскоп. Электрический стул. Железная руда… 1093 патента. Газеты звали меня «волшебником из Менло-Парка», но я знал правду: я — неутомимый неудачник. 10 000 попыток создать аккумулятор. «Зачем продолжать?» — спрашивали меня. «Теперь я знаю 10 000 способов, которые не работают», — отвечал я.
Моя личная жизнь горела, как перегруженная цепь. Первая жена, Мэри, умерла, оставив мне трёх детей. Вторая, Мина, пыталась приручить мой бешеный ритм. «Томас, ты когда-нибудь остановишься?» — спрашивала она. Я молчал. Остановка для меня была смертью.
Умер я 18 октября 1931 года, слушая последние записи фонографа. Говорят, в момент смерти все лампы в Америке потухли на минуту. Не верьте. Свет, который я зажёг, не гаснет.
Теперь, глядя на мир, где мои лампы сменились LED-экранами, я смеюсь: «Они всё ещё думают, что я изобрёл свет? Нет. Я изобрёл ночь». Потому что лишь во тьме люди учатся ценить искру. Моя могила в Вест-Оранж — просто камень. Настоящий памятник — это каждый ребёнок, который, обжегшись о батарейку, восклицает: «Эврика!».
Меня звали гением, но я был просто глухим мальчишкой, который не умел слушать слово «нет». Знаете, почему я любил работать ночью? Потому что звёзды — это те же лампочки, и однажды кто-то их тоже «включит». А я? Я лишь передал эстафету.