Автобиография Жак-Ива Кусто
Я, Жак-Ив Кусто, родился 11 июня 1910 года в Сент-Андре-де-Кюбзак, где река Дордонь целует Атлантику. Моя колыбель качалась под шум прибоя, а первые слоги я лепетал, глядя на волны, разбивавшиеся о скалы.
В семь лет врач запретил мне плавать из-за анемии. Но разве можно запретить рыбе дышать? Я украдкой нырял в лужи после дождя, воображая их океанами.
Море звало, но судьба сперва затащила меня в небо. Я стал лётчиком — мечтал о скорости, пока автокатастрофа не сломала мне руки. «Ты больше не взлетишь», — сказали врачи.
Тогда я взял очки для подводного плавания, подаренные отцом, и прыгнул в Средиземное море. Первый вдох под водой стал откровением: я увидел, как свет танцует на песке, и понял — это мой новый небосвод.
Война научила меня сражаться за тишину. Я изобретал подводные мины для Сопротивления, а ночами, с другом Ганьяном, паял прототип «водяных лёгких».
Когда в 1943 году акваланг заработал, я закричал сквозь мутное стекло маски: это был крик Адама, впервые увидевшего Эдем. Мы сняли плёнку «18 метров глубины» на камеру, упакованную в медицинский стерилизатор. Голливуд смеялся: «Кому интересно смотреть на рыб?» А я уже знал — миру нужны не фильмы, а окно в другой мир.
«Калипсо» — бывший минный тральщик — стал моим ковчегом. Мы превратили его в плавучую лабораторию, где учёные в тельняжках спорили с акулами.
В 1956-м «В мире безмолвия» получил «Оскар», и вдруг все захотели нырнуть в синеву. Но я боялся: люди увидят красоту и не заметят ран. Первые подводные съёмки коралловых рифов обернулись похоронами: я снимал, как они белеют, задыхаясь от грязи.
В 1960-х мы сбросили в Средиземное море пять «подводных домов». «Преконтинент» — безумная попытка жить как рыбы.
Шесть недель в «Диогене» на глубине 10 метров: мы ели тюбики, дышали гелием и смеялись, как дети, когда к нам в иллюминатор стучался осьминог. Но правительства закрыли проект: «Слишком дорого». Зато я понял: океан — не frontier, а колыбель, которую мы топчем.
Съёмки «Одиссеи Кусто» стали моей исповедью. Каждый эпизод — крик: когда я показывал тюленей с вырванными клыками или акул, истекающих кровью ради суповых плавников, мне хотелось разбить камеру. «Вы превращаете океан в кладбище!» — кричал я на конференциях, а политики жали плечами: «Рыбы не голосуют».
Последние годы я боролся за Антарктиду, как старик за внука. «Спасите китов!» — писал на парусах «Алсион», корабля на солнечных батареях.
Но прогресс плыл быстрее. Когда умер мой сын Филипп в авиакатастрофе, я ушел под воду — в тишину, где боль растворяется, как соль.
Умер я 25 июня 1997-го, оставив завещание: «Люди, вы — ветви одного дерева. Океан — ваши корни».
Теперь, когда пластиковые острова дрейфуют по Тихому океану, я кричу из бездны: вы не хозяева, а гости. Мои фильмы — не развлечение, а зеркало. Посмотрите в него, пока не увидели акулу с вашими глазами.
Меня звали «человеком-дельфином», но я был просто мальчишкой, который так и не научился дышать на суше. Знаете, почему акваланг изобрели именно мы, французы? Потому что «la mer» и «l’amour» звучат почти одинаково. Море и любовь.
А любовь — это когда ты готов отдать воздух из своего баллона, чтобы другой увидел красоту, которая останется, когда нас не будет.
Видео:
Читать далее » Александр Пушкин
Вернуться к оглавлению книги »